Евгений Лотош

Катастрофа: от человека к Демиургу

...к моменту Катастрофы человечество так и не успело толком выйти за пределы Солнечной системы. Причина проста: перемещение в пространстве на сверхсветовых скоростях так и осталось уделом героев фантастических романов. Слишком большое время путешествия к звездам не выглядело таким уж серьезным препятствием для искинов, не знающих нетерпения, но коллективный искусственный разум не считал целесообразным освоение дальнего космоса без людей. А вероятность фатальных сбоев систем жизнеобеспечения в течение многих десятков и сотен лет путешествия росла едва ли не по экспоненте.

Возможно, если бы удалось разработать методы, позволяющие разгонять корабли хотя бы до ноль девяти световой скорости, проблема стояла бы не так остро хотя бы за счет сокращения субъективных сроков путешествия. Однако проклятая теория относительности вставала непреодолимым барьером на пути межзвездных странствий. Чем выше относительная скорость корабля, тем больше приходится тратить рабочего тела на каждую следующую единицу ускорения, тем больше приходится тащить с собой рабочего тела, тем мощнее нужны двигатели для разгона увеличившейся массы, тем больше рабочего тела они требуют... Замкнутый круг.

Единственным практичным освоенным методом, позволяющим сократить время трансфера, стал запуск межзвездных транспортов с помощью исполинской пространственной катапульты, состоящих из тысяч и тысяч ускоряющих звеньев. Но метод оказался слишком дорогим и капризным. Длина стартового трека корабля измерялась десятками тысяч световых секунд, а каждое разгонное звено вращалось вокруг Солнца по собственной независимой орбите. Требовался очень точный расчет, чтобы корабль, разогнанный первым звеном катапульты, встретился с сотым или, скажем, тысячным в необходимой точке своей траектории. А неумолимый Третий закон Ньютона требовал сложной коррекции орбиты звена после его использования.

Хотя каждое звено в разных точках своей орбиты возможно использовать для подталкивания кораблей в разных направлениях, общее их количество, позволяющее организовывать хотя бы пять-шесть запусков в год, поражало воображение. По некоторым прикидкам количество выведенных на орбиту элементов распределенной катапульты незадолго до Катастрофы вплотную приближалось к тремстам миллионам, причем не менее двух третей вращалось по орбитам под углом к плоскости эклиптики. Даже при относительной дешевизне отдельного звена затраты на производство и выведение такого количества объектов на расчетную орбиту ложилось на экономику ощутимым грузом.

В реальности за все время существования катапульты количество успешных запусков не превосходило двух, редко трех в год. Еще примерно стольким же кораблям не удавалось удержаться на расчетной траектории, из-за чего приходилось задействовать экстренную систему торможения, расходуя бортовые запасы рабочего тела, медленным ходом возвращаться на верфи для дозаправки и ожидать следующего удобного момента для запуска.

И даже несмотря на огромные усилия и средства, вкладываемые в поддержание работоспособности катапульты, путешествия между звездами в течение субъективных десятилетий все равно оставались слишком долгими. Даже до ближайшей Альфы Центавра разогнанный примерно до половины световой скорости транспорт добирался, с учетом торможения и маневрирования в районе цели, почти десять лет объективного времени. Самая дальняя освоенная перед Катастрофой система, если можно гордо назвать "освоением" постройку исследовательской станции, располагалась лишь в тринадцати световых годах.

Из-за огромных расстояний и сроков перелета добровольцев, желающих навсегда покинуть свой дом, оказалось немного. Даже практически мгновенная субсвязь оставалась лишь скверным суррогатом живого общения. Да и с кем общаться, когда за время полета на Земле проходили десятилетия? В результате за несколько сотен лет приборного и дрон-исследования ближнего космоса и полувека рассылки транспортов за пределами Солнечной системы появилось всего восемнадцать научно-исследовательских станций на орбитах вокруг звезд и планет разной степени непригодности для жизни и одна небольшая колония на условно-пригодной Жемчужине.

Когда внезапно и без предупреждения прервалась субсвязь с метрополией, страх и отчаяние охватили людей. Раньше у исследователей оставалась хотя и призрачная, но все же надежда вернуться домой. Транспорты обладали двигателями, запасом и сборщиками рабочего тела, позволявшими организовать не только торможение и выход на орбиту в точке назначения, но и однократное самостоятельное ускорение примерно до одной восьмой цэ. Что станет с человеческим организмом после многих десятилетий пребывания в анабиозе, необходимых для возвращения с дальних станций, известно не было, но медицинские исследования позволяли надеяться, что срок не смертелен. Во всяком случае, собак и лабораторных мышей, массово гибернированных в свое время с прицелом на долговременный эксперимент, успешно пробуждали и двести лет спустя. Сама возможность возвращения, пусть и чисто теоретическая, давала многим силы жить вдали от родины. Ее внезапное исчезновение привело к волне истерии, прокатившейся по станциям, которую не сумели погасить даже чоки-компаньоны. На двух базах вспыхнули необъяснимо-яростные междоусобные схватки, завершившиеся общей разгерметизацией контуров, резонансом кавитонных реакторов и гибелью человеческого персонала. Еще одну уничтожил свихнувшийся начальник службы безопасности, вообразивший себя диктатором и спасителем человечества в одном флаконе и весьма обидевшийся на неблагодарных коллег, не пожелавших признать его притязания. В результате в течение менее чем трех земных месяцев общее население баз и колонии Жемчужины сократилось с двадцати трех с половиной тысяч человек и тридцати тысяч искинов, включая двадцать семь тысяч человекообразных киборгов-чоки, до примерно двадцати тысяч человек и двадцати трех тысяч искинов.

Однако постепенно людям при помощи чоки-компаньонов удалось взять себя в руки. Практически весь живой персонал являлся учеными и инженерами с достаточно устойчивыми типами нервной организации – на дальние базы искины отбирали людей только по результатам тщательного психологического анализа и контроля. Практически никого из них не интересовала власть над себе подобными – властолюбцы и интриганы не испытывали желания отправляться в фактически пожизненную ссылку. Службы безопасности на станциях оставались в зачаточных формах – внешней угрозы базам не наблюдалось, а внутренние требовали не столько силовых, сколько административных мер для их предотвращения.

Сорок три тысячи разумных существ – искинов, мужчин, женщин и детей, успевших родиться на базах к моменту Катастрофы. Сорок три тысячи уцелевших из восьмидесяти миллиардов...

Вероятно, холодно-логичные искины сумели бы сохранить традиционную цивилизацию даже в условиях дальних станций, как за несколько столетий до того они сумели дать новую жизнь одряхлевшему человечеству. Потребовались бы долгие столетия медленного накопления ресурсов, увеличения жизненного пространства и роста человеческой популяции, но рано или поздно количество перешло бы в качество. Биологического материала для генерации субстрата на станциях хватало, а запасных тел для новых чоки-компаньонов на складах имелось с запасом. Кроме того, по мере естественной смерти людей тела их чоки-компаньонов также можно утилизировать заново. Однако к счастью ли, к горю ли, но вернуться на традиционные рельсы людям было уже не суждено.

К моменту Катастрофы на Базе-1 "Эдельвейс", обращающейся вокруг Ригеля Кентауруса, старейшей и наиболее развитой инфраструктурно, практически завершился основной цикл исследований, связанных с технологией снятия слепков с биологических психоматриц. Вообще-то помимо собственно изучения тройной звезды Альфы Центавра база специализировалась на экспериментах по перестройке вакуумных структур, которые из-за потенциальной их опасности не рисковали проводить в окрестностях Солнечной системы. Но в свое время административная двойка "Эдельвейса" сочла возможным выделить ресурсы и на другие побочные занятия.

Зародышем лавины, сбившей человечество с традиционного пути, стал выдающийся ум ученого Ройко Джонсона. Рожденный из генетического материала астрофизика Роберта Джонсона и главврача Ольги Лан Цзы, Ройко принадлежал ко второму поколению исследователей. Он родился на "Эдельвейсе" несколько лет спустя после его основания, еще до Катастрофы. В возрасте пятнадцати лет страстно увлекавшийся виртуальными играми юноша поклялся, что обязательно реализует давнюю мечту фантастов, научившись переселять сознание человека в виртуальный мир, где оно сможет существовать бесконечно. В возрасте двадцати лет, блестяще закончив образовательные курсы, заменявшие на станциях школу, он получил специализации в области нейромедицины и физики глубокого вакуума и занялся исследованиями в области нейрофизиологии, вовсю используя новейшую медицинскую аппаратуру, за год до того доставленную с Земли автономным грузовиком.

Если бы не директор базы, вряд ли кто-то позволил бы нахальному мальчишке отвлекать ресурсы на совершенно посторонние занятия. Но директор, понаблюдав за юношей в течение пары лет и проконсультировавшись с знакомыми биологами на Земле, работавшими по схожим тематикам, а также со своим чоки-компаньоном Майей Хоко и чоки-компаньоном Ройко Таланой Бессеровой, дал парню зеленый свет. В результате через десять лет группа нейрофизиологов в геронтологической клинике на Церере, основываясь на разработках Ройко, создала черновую математическую модель установки для снятия слепков психоматриц, а еще через год планировался запуск пробной установки и эксперименты на обезьянах. Исследования приобрели широкую известность не только в научных кругах, но и в средствах массовой информации, и кое-кто уже всерьез поговаривал о присуждении молодому ученому премии Тамира, главной в то время в области биологии.

Катастрофа оборвала исследования на середине. На "Эдельвейсе" даже в первом приближении не имелось ни материалов, ни оборудования, необходимого для конструирования сканирующей установки. Да и про саму тему в первые десятилетия после Катастрофы прочно забыли. Основным вопросом на повестке дня стало банальное выживание людей. Разумеется, каждая база обладала неплохими производственными мощностями, позволявшими обеспечивать себя самым необходимым. Однако все станции в той или иной степени зависели от регулярно прибывающих с Земли грузовиков. Проще всего оказалось выжить дальним базам – из-за длительного срока путешествия их с самого начала обеспечили гораздо большим количеством синтезаторов и поточных линий, чем ближние базы. Однако всем пришлось срочно расконсервировать, а то и создавать с нуля добывающий флот для сбора и обогащения сырьевых ресурсов в ближайших окрестностях.

Крохотные островки цивилизации не позволили равнодушной Вселенной уничтожить себя. В очередной раз подтвердилась старая мудрость Отцов Слияния, профессора Главачека и чоки Картама, заключивших стратегический союз между людьми и искинами. Холодная рациональность искусственного интеллекта, скрещенная с эмоциональными порывами и озарениями человеческого разума, дала именно тот сплав, который мог успешно сопротивляться энтропии окружающего мира. Через полтора десятка земных лет соединенные усилия баз привели к резкому усовершенствованию технологий, позволившему создать не зависящие от внешних источников системы жизнеобеспечения. К тому моменту человеческое население станций и колонии составляло около шестнадцати тысяч единиц. Из первоначального состава около двух тысяч покончили жизнь самоубийством, погибли в результате несчастных случаев или неизлечимых болезней, около четырех тысяч умерли от старости и около двух тысяч вырастили из имеющегося генетического материала.

Людям больше не грозила гибель от истощения ресурсов. Им, как и ранее, не угрожала внешняя опасность. И, как выяснилось, им больше незачем оказалось жить.

Для строительства пространственной катапульты требовались материальные затраты, огромные даже по меркам метрополии. Ни одна станция и за пару веков не имела шансов построить катапульту для запуска судов даже раз в десятилетие. А без нее... а без нее люди осознали себя пленниками баз точно так же, как задолго до того человечество осознало себя пленником Солнечной системы. Столетия путешествий в анабиозе, возможно, и не могли повредить спящим, но куда, а главное, зачем лететь? На другую базу? Только ради того, чтобы сменить интерьер тюремной камеры?

Изначально коллективы станций практически полностью состояли из ученых и технологов с некоторой долей "обслуживающего персонала", к которому относились высококвалифицированные инженеры и техники. И интеллект сыграл с ними злую шутку: когда пропала необходимость в каждодневной отчаянной борьбе за выживание, пропал и смысл жизни. Пропал окончательно, несмотря на все усилия чоки-компаньонов. Типовые системы жизнеобеспечения исследовательской станций рассчитаны максимум на полторы тысячи обитателей, колонии на Жемчужине – на три тысячи. Даже если все шестнадцать уцелевших баз и колония окажутся забитыми людьми до отказа, популяция все равно не превысит двадцати семи тысяч человек. А что дальше? Строить новые станции? С имеющимися ресурсами – невозможно: необходимая производственная инфраструктура полностью отсутствует. Создавать инфраструктуру? На постройку только одного орбитального автоматического завода уйдут десятилетия. А сверх того требуются транспортные корабли, монтажные комплексы и тому подобные вещи, вполне естественные в метрополии, но полностью отсутствующие в дальнем космосе.

Потерявших цель людей охватила смертельная апатия...

И тут Ройко Джонсон вспомнил о своих старых разработках. К тому времени он оставался человеком лишь наполовину. Из-за несчастного случая он потерял обе ноги, левую руку и значительную часть торса. Еще за двадцать лет до того подобные раны оказались бы смертельными, но, к счастью, последним рейсом из метрополии на "Эдельвейс" прибыли новейшие протезирующие установки, способные почти без ущерба для функциональности заменить любую, если не считать головного мозга, часть тела. Головной мозг в теле киборга все еще оставался экзотикой, но такое решение было технически возможным. Однако Ройко оно не устраивало. Головной мозг, состоящий из биологической ткани, писал он в своих "Перспективах", слишком непрочен и легко гибнет под воздействием внешних факторов. Он требует громоздких, неудобных и ненадежных систем жизнеобеспечения, привязывающих всю конструкцию к стационарным установкам, а также постоянного биохимического питания. Он не выдерживает ни перегрузок, ни перепада температур, ни агрессивной внешней среды, и даже кибернетическое тело чоки не в состоянии охранить его от всех опасностей. И еще он стареет.

Исследования показывали, что хирн-чоки – искусственные тела, поддерживающие существование живого мозга – могли жить существенно дольше за счет более медленного старения мозга по сравнению с прочими частями тела. Однако желающих пересадить свой мозг в механическую конструкцию даже и на Земле попадалось крайне мало. В основном на такое соглашались безнадежные инвалиды да законченные технофаны. В любом варианте пересадка мозга не решала проблемы старения и смерти биологических тканей. И Ройко сделал вывод: проблему требуется решать радикально. Человеческой личности требовался новый носитель, и таковой следовало изобрести как можно быстрее.

На создание искусственного твердотельного мозга, способного адекватно поддерживать функционирование человеческой психоматрицы, ушло пятнадцать лет, в течение которых живое население станций сократилось еще на треть. Однако в конце концов благодаря объединенным усилиям энтузиастов исследования завершились успешно.

В окончательном варианте человеку требовалось провести несколько месяцев в коконе, фиксировавшем "ветер в листве", как Ройко поэтически окрестил мыслительные процессы человека. "...по фотографиям дерева мы не сможем создать его точную модель, – писал ученый в одной из статей, – поскольку статичное изображение кроны не дает возможности понять степени свободы каждого отдельного листа и ветки. Мы можем точно воспроизвести внешний вид каждого элемента, но не сможем понять, каким образом он движется под порывами ветра. В результате смоделированное дерево окажется очень похоже на оригинал, но, тем не менее, будет иметь с ним мало общего. Единственный доступный нам сегодня точный способ – разместить видеокамеры во всех возможных точках наблюдения и на основе отснятого материала строить максимально точные модели колебаний каждого листа, самого по себе и в сочетании с соседними..." Создаваемый в результате процесса слепок психоматрицы поддавался переносу на твердотельный носитель без, как предполагалось, заметного ущерба для личности.

Эксперименты дали блестящие результаты. Ройко стал первым человеком, полностью утратившим биологические ткани. За ним последовали другие. Ушло определенное время на то, чтобы адаптировать существующие технологии производства чоки-тел под новые сенсорные матрицы, но здесь уже не требовались технологические прорывы.

И тридцать шесть лет спустя после Катастрофы человек без скафандра впервые вступил на поверхность планеты.

Чужой планеты.

Далеко не все люди и искины благосклонно отнеслись к идее замены живого тела на чоки. Кто-то указывал на объективные недостатки: хотя новые тела обеспечивали почти полный спектр ощущений, даваемый живым телом, это "почти" многим казалось достаточно серьезным поводом отказаться от миграции. Кто-то (в основном искины) опасался непредсказуемых последствий в долгосрочной перспективе, в первую очередь – утрату ценнейших для искинов творческих качеств человеческого мышления. Но как бы то ни было, рискнувших сменить тело оказалось достаточно. В конечном итоге искинов склонил на сторону новых технологий тот факт, что новые носители сознания позволяли на порядок повысить скорость и качество обмена информацией между человеком и внешними устройствами. А люди... людям просто не хотелось умирать.

Параллельно стабилизация производственного цикла на станциях позволила, наконец, изыскать ресурсы на отправку исследовательских экспедиций в метрополию. И вскоре первые транспорты с экипажами из искинов и сменивших тела людей ушли к Солнечной системе на разгонных двигателях...

По здравому размышлению Ройко Джонсон отказался от идеи самостоятельно отправиться к Земле на борту транспорта с "Эдельвейса". Его не устраивало продолжительное безделье в отрыве от лабораторной базы. Кроме того, у него имелась идея, которую он до поры до времени держал в тайне от других. Идея хотя и простенькая, но революционная. Ее суть заключалась в полном отказе от вещественного тела ("куклы" на более позднем жаргоне).

Личность, существующая на твердотельном носителе, оставалась навсегда привязанной к нему. Глюонно-квантовые процессы, лежащие в основе механизма функционирования твердотельного мозга, позволяли переносить личность с одного носителя на другой только с помощью сложного стационарного оборудования. Фундаментальным недостатком такого метода являлась огромная сложность переноса личности на носитель, удаленный на многие световые годы. Проблема усугублялась неустойчивостью субсвязи, не составлявшей проблемы для передачи цифровых данных за счет компенсирующих протоколов, но делавшей практически невозможной передачу человеческих психоматриц. Хотя и избавившийся от хрупкой органической оболочки и победивший смерть от старости, человек все еще оставался пленником пространства. Прикованному к иммобильным базам и медленным звездолетам, ему оставалось лишь жалкое существование в крохотной по космическим меркам области пространства. Существование без малейшей надежды стать по-настоящему свободным. А вековечная мечта человечества, выраженная в сказочной идее о мгновенных субпространственных прыжках, до сих пор оставалась лишь мечтой.

Мало того, что это заставляло и людей, и искинов чувствовать себя безногими калеками, пленниками собственной плоти. Рациональный, лишенный эмоций анализ перспектив показывал и другое. Из-за сложности космических перемещений цивилизация уже однажды оказалась на грани полного исчезновения. Случись Катастрофа на столетие раньше – и только мертвые артефакты в мертвой планетарной системе когда-нибудь рассказали бы разведчикам иных цивилизаций о существовании человека. При условии, конечно, что кто-то когда-то сумел бы ее найти. Высокая концентрация разумных в малом количестве точек пространства делала вероятной повторение Катастрофы. И Ройко после долгих бессонных ночей принял еще одно судьбоносное решение. Твердотельный носитель разума – вовсе не выдающее открытие, не финальная ступень в эволюции человека. Он лишь промежуточная стадия, окончательный отказ от биологической эволюции в пользу эволюции разума. Передышка, позволяющая собраться с силами и наконец-то обрести истинную свободу.

Устойчивые вихревые поля гравитационной и электромагнитной природы умели получать в лабораториях уже за полвека за Катастрофы. Однако они так и остались игрушкой для немногих исследователей, не нашедшей реального применения. Срок стабильности вихревых полей исчислялся в лучшем случае секундами, а энергии на генерацию одного маленького вихря требовалось столько, сколько ее производил за день кавитонный реактор корабельного класса "С". Сразу после открытия явления вихревой стабилизации околосолнечная инфосреда заполнилась восторженными спекуляциями на тему прекрасного будущего, которое оно сулило, принадлежащими перу как журналистов и энтузиастов, так и вполне солидных ученых. Однако поток публикаций в течение нескольких лет плавно сошел на нет. Выявившиеся принципиальные ограничения не позволяли надеяться, что на существующем уровне технологий удастся добиться чего-то существенного. На фундаментальные же исследования требовались такие затраты, на которые не рискнул пойти ни один исследовательский институт. К тому же общество как раз захватила идея звездной экспансии, и строительство гигантских пространственных катапульт обещало потреблять бюджеты любого размера в течение ближайших десятилетий.

Нет, идея не заглохла полностью. Однако тема вихревых полей оказалась отложенной в дальний ящик в ожидании момента, когда до нее дойдут руки. Набор как теоретических сведений, так и экспериментальных данных, хранившихся в памяти компьютеров звездных баз, оказался достаточно мал, что, впрочем, Ройко не огорчало. Он полагал, что проблемы с вихревыми полями вызваны не столько принципиальными ограничениями, сколько порочностью применяемых подходов. А зачем связываться с тем, что изначально ущербно? Не проще ли изобрести все с нуля?

Исследования вихревых полей заняли еще тридцать лет, большую часть которых Ройко ради безопасности провел в исследовательском блоке на дальней периферии системы. Кстати говоря, разумность решения подтвердилась благодаря серии инцидентов с экспериментальными генераторами, из-за возникших сбоев превратившихся в облака разреженной плазмы и испаривших несколько крупных астероидов, внутри которых Ройко их монтировал. Сам Ройко не пострадал – он благоразумно не приближался к местам испытаний ближе, чем на три световые секунды. В результате административная двойка базы едва не запретила ему впустую переводить и без того ограниченные ресурсы "Эдельвейса", но авторитет ведущего исследователя и поддержка многих людей и искинов позволили ему отбиться от нападок.

Не последнюю роль сыграл и тот факт, что Ройко наконец-то доказал гипотезу Пауля-Ридера о возможности генерации гравитационных полей с помощью особым образом модулируемых полей электромагнитных, наконец-то обосновав основные концепции Единой теории поля, предсказанной еще в середине двадцатого столетия. И не только доказал, но и построил действующий прототип установки искусственного тяготения, который в рекордные сроки довели до ума объединенными усилиями всего коллектива. Теперь оказалось возможным отказаться от осевого вращения станций, предназначенного для создания искусственной гравитации за счет центробежных сил и серьезно осложнявшего жизнь как пилотам кораблей, так и астрономам. Новые установки позволяли создать в пределах одной конструкции одновременно комфортные условия нормальной тяжести в жилых зонах и безынерционную невесомость в цехах и лабораториях, удобную для экспериментов и производственных линий. Популярность Ройко тут же взлетела до самых небес, и его исследованиям не препятствовали уже никогда.

В конечном итоге ученому удалось разработать методы создания долгоживущих самоподдерживающихся энергетических вихрей, не взрывавшихся от контакта с первой же заряженной частицей. Параллельно его ученица Майя Конобу и ее чоки-компаньон Чери Кромин теоретически обосновали методы использования этих комплексов в качестве информационных носителей, что дало зеленый свет разработкам принципиально новой архитектуры носителей искинов с быстродействием на три порядка выше, чем у предыдущего поколения на твердотельных носителях. Однако вскоре Ройко, как и прочие исследователи до него и параллельно с ним, уперся лбом в непреодолимое препятствие. Вихри так и не удавалось сделать полностью автономными. Внешние энергозатраты, потребные для их поддержания, оказались относительно невелики, но они требовались. Без подпитки же срок жизни вихря оказался прямо пропорциональным импульсу, затраченному на его создание, и вскоре Ройко формально доказал, что при существующих энергетических технологиях его возможно растянуть не более, чем на три-четыре стандартных недели. И даже так возрастающая нестабильность вихря уже к середине срока делала невозможной его использование в качестве носителя информации.

Да, Ройко в очередной раз подтвердил свою гениальность. Да, его расчеты показали, что энергетические вихри можно использовать в качестве носителей для психоматриц и что психоматрицы на таком носителе можно копировать через субсвязь на установку, размещенную на другой станции. Да, в ближайшей перспективе перед остатками человечества открывалась выдающаяся возможность мгновенно путешествовать между любыми тюремными камерами, в которые превратились исследовательские базы, а в перспективе – вернуться и в Солнечную систему, просто передав разведчикам по субсвязи схемы приемников. Но в целом исследования зашли в тупик: перемещать в пространстве психоматрицу с кавитонным реактором поддержки немногим удобнее, чем плавать с жерновом на шее...

Два года спустя после своего триумфа впавший в глубокую депрессию Ройко вместе с чоки-компаньоном погиб при обстоятельствах, не исключавших и самоубийство. Его товарищи и ученики так никогда и не опубликовали для широкой общественности его предсмертные дневники. Только шестнадцать тысяч земных лет спустя их текст случайно обнаружил историк Чин Педро во время переиндексации давно заброшенной части Архива.

В течение полувека после смерти ученого технологии жизни психоматриц на твердотельных носителях улучшались и совершенствовались. В течение этого периода численность людей уменьшилась до примерно девяти тысяч. Практически все они в разное время переместили свои психоматрицы в чоки-тела. Лишь около полутора сотен человек в возрасте до двадцати пяти лет оставались в живых телах – только по достижении рубежа совершеннолетия дозволялось принимать решение о замене тела на искусственное. Закон являлся наследием времен раскола, когда значительная часть населения станций образовала группировку, позже обозначаемую в документах как "натуралисты". "Натуралисты" отказывались менять тела на "кукол", или "манекенов", как их презрительно называли, по принципиальным соображениям. Однако к группе принадлежали в основном старшие – бывшие колонисты и их дети, еще помнящие живую Землю. И она неуклонно сокращалась в размерах по мере того, как ее члены умирали от старости. Пополнения же у нее практически не было. С младых ногтей приученная к консольным коконам, лучше умеющая дистанционно управляться с "куклами", чем с напрямую – с собственными неуклюжими телами, молодежь по достижении двадцати пяти лет не колебалась. К тому моменту модели их "ветра в листве" уже достигали уровня зрелости не менее пяти девяток, так что смена тела оказывалась возможной в течение пары часов. Считалось хорошим тоном встречать день совершеннолетия уже в новом теле.

Третье поколение искусственных тел отличалось почти полным совершенством. Многоцелевые аккумуляторы Бойского позволяли "кукле"-чоки получать необходимую энергию из окружающей среды практически в полном объеме. Шедевр технологии того времени, они черпали энергию из космического и солнечного излучения, из гравитационных и электромагнитных полей и завихрений, в которых перемещались станции... Их эффективность оказалась настолько высока, что даже биореактор "кукол", позволявший получать энергию практически из любой органики, оказался мало востребованным. В дополнение "куклы" оснащались миниатюрными химическими батареями с ресурсом, позволявшим годами поддерживать существование сознания даже при выходе аккумуляторов Бойского из строя. Высокопрочные искусственные тела, практически неуязвимые для любых воздействий планетарного и вакуумного класса, позволили желавшим твердой почвы под ногами освоить поверхность враждебных биологической жизни планет. Сенсорный аппарат нового поколения позволял психоматрицам получать полный спектр ощущений, доступных им в биологических телах, и еще многое сверх того.

Одним из результатов явных и быстрых изменений, проявившихся в обществе, стала утрата половой дифференцированности. Сменить мужское тело на женское и наоборот – минутное дело (не говоря о возможности просто дистанционно подключиться к управляемым другим "кукле"), так что пол человеческого существа из неизменного атрибута, как ранее, в значительной степени превратился в функцию той роли, которую данной личности хотелось играть в обществе.

К тому моменту, когда транспорт с Базы-1 прибыл в Солнечную систему и передал первые сведения о произошедшем, общество выживших демонстрировало странную смесь декадентства и технократии. Ситуация, когда основная масса населения относилась к ученым и инженерам, давно канула в прошлое. Приход двух массовых биологических поколений и семь десятилетий изоляции привели к тому, что общество, как и в свое время на Земле, четко расслоилось на две неравные части. Меньшая часть являла собой сплоченную общину исследователей и конструкторов, для которых стремление к чистому знанию, неважно, имеющему прикладное значение или нет, превратилось в самоцель существования. Большая же часть, по классификации искинов, относилась к категории "субстрата" – аморфная, без четких семейных, родственных и дружеских уз компания, за пределами обязательных двух вахтовых часов в стандартные сутки посвящавшая свое время разнообразным развлечениям – от дистанционных гонок на исследовательских зондах в планетарных каньонах до невообразимых сексуальных экспериментов. Научно-технологическое развитие колоний уже позволило вывести производственные мощности на такой уровень, что любой мог разрешить себе что угодно в разумных рамках, а изредка – и в неразумных. Собственно, даже обязательные вахты оставались лишь данью прошлому: поскольку вся машинерия управлялась искинами, роль человека сводилась к наблюдению в стиле "как бы чего не вышло".

Однако природа не терпит пустоты, а человеческая природа требует иерархии. За неимением классических средств, а именно – денег, грубой силы, высокого происхождения и так далее – люди начали изобретать новые способы выстраивать социальную пирамиду. Именно тогда впервые в истории будущих Демиургов возникло понятие Рейтинга...

Игра всегда являлась заметной составной частью существования высокоразвитой биологической жизни. Еще до того, как у гоминидов проявились зачатки разума, она позволяла детенышам высших животных оттачивать рефлексы и обучаться избегать опасностей реальной жизни в относительно безопасной обстановке. С появлением социального человеческого разума роль игры еще более выросла. Она стала необходимым инструментом обучения детей жизни во все усложняющемся обществе, позволяя приспособиться к типовым сценариям поведения в рамках социальной и технологической пирамиды. По сути, огромную роль в рассудочной деятельности человека играли навязанные в детстве окружающим сообществом знания и психологические шаблоны поведения. И именно эти знания и шаблоны усваивались в играх.

С повышением технологического уровня цивилизации игры вышли на новый уровень. Компьютеры позволили автоматизировать правдоподобное предъявление игроку модифицированной реальности, что резко расширило количество и сложность доступных сценариев. Правда, на данном этапе игра в значительной степени утратила обучающую роль, превратившись в средство развлечения и самоутверждения, оторванное от окружающей реальности. Массовое бегство в дешевую виртуальность, позволяющую стимулировать именно те инстинкты, которые вынужденно подавлялись в реальной жизни, одно время даже начало серьезно волновать земные правительства. Ушедший в виртуальность человек переставал реагировать на многие ранее действенные стимулы наподобие высокого места в существующей социальной пирамиде. Некоторые сообщества "виртуалов" насчитывали сотни тысяч, а то и миллионы человек, и уже вскоре после Третьего технологического скачка начали пользоваться весомым влиянием в реальной политике. При поддержке правительств некоторые психологи и социологи, пытаясь сделать себе имя псевдонаучными исследованиями, выпускали отчеты, в которых, меняя причину со следствием, утверждали, что виртуальность делает людей (и в особенности подростков) асоциальными, способствует в них развитию агрессивности, снижает интеллектуальные способности и так далее. Традиционное общество, основанное на территориальных началах, старалось защитить себя, доходя вплоть до попыток частичного или полного запрета как игр, так и связанных с ними игровых сообществ. Иногда случались даже серьезные репрессии по отношению к "виртуалам".

Такое положение дел сохранялось в течение пары столетий. Однако после провала "Закона о геноциде", вызвавшего восстание искинов, и завершения Слияния страсти успокоились. Этому способствовало превращение виртуальности из игры в полноценный рабочий инструмент и утрата ей флера инакомыслия. Виртуальные сообщества превратились в обыденный элемент действительности. А поскольку человек по натуре своей являлся стадным животным, внутри сообществ неизбежно возникали свои социальные пирамиды, первые скрипки в которых при желании мог играть каждый. А если не мог, то организовать под себя новое объединение – дело получаса.

Изолированные на исследовательских станциях коллективы ученых и инженеров вскоре после Катастрофы окончательно утратили традиционные социальные пирамиды. Относительно небольшое население с однородным набором жизненных ценностей не требовало ничего более сложного, чем трех-, максимум четырехступенчатая управленческая структура. В другой ситуации на вершине оказались бы личности, занимающиеся учетом и контролем материальных ресурсов, но на станциях эта роль традиционно закреплялась за искинами, которых абсолютно не интересовало лидерство само по себе. Да и родившиеся на Земле высоколобые обитатели станций, как и первые поколения их потомков, воспринимали учет и контроль как ужасно скучное и унылое занятие. Когда же непосредственное выживание перестало являться самой насущной проблемой, шаблоны мышления, привезенные с Земли, оказались давно и прочно забытыми и, самое главное, не имевшими шансов снова укорениться в сознании. Фактически старая культура, существовавшая на Земле в течение нескольких тысячелетий (а то и сотен тысяч лет – смотря откуда вести отсчет) рухнула окончательно и бесповоротно.

Однако инстинкты брали свое. Человек не мог жить без иерархии, и он начал придумывать новые социальные пирамиды взамен утраченных. Крах – точнее, полное исчезновение – денежной экономики вскоре после Слияния ликвидировал один из наиболее мощных рычагов влияния на общество. Физическая сила и внешний вид также более не котировались ни в каком виде – медицина и специализированные тренажеры позволяли поддерживать превосходное форму и красоту даже биологического тела на высоком уровне при минимальных прилагаемых усилиях. А уж внешность "кукол" и виртуальных воплощений и подавно можно подбирать по собственному вкусу. Интеллектуальное соперничество в научных и технических областях цвело пышным цветом, однако уже во втором поколении не более трети детей проявили соответствующие склонности и способности. В третьем и последующих поколениях таких оказалось еще меньше. Да, ум оставался одним из наиболее ценных активов, которым владел человек, но немногие могли или хотели им пользоваться.

После того, как физическое выживание перестало быть основным вопросом на повестке дня, а автоматизированные производства взяли на себя всю рутинную работу, очень многие погрузились в апатию. Существование в замкнутых металлокерамических коробках, пусть даже очень больших, комфортабельных и раздвигаемых голосимуляторами до огромных размеров, без надежды вернуться домой очень быстро довело общины до массовой депрессии. Какое-то время ситуацию спасала замена биологических тел на чоки – получающие совершенно новые возможности люди радостно бросались осваивать ранее недоступные уголки своих звездных систем. Однако приступы энтузиазма длились недолго – месяцы, максимум годы. Потом депрессия возвращалась вновь. Самоубийства стали обычным явлением, особенно с учетом того, что чоки-тело позволяло совершить его просто и безболезненно, одним кратким усилием воли отключив предохранители и отдав команду на стирание психоматрицы.

Повальное увлечение разнообразными играми в реанимированной виртуальности стало логическим завершением процесса смены тел. Новые тела не только допускали встраивание любых, самых невероятных комбинаций традиционных или свежепридуманных частей. Они еще и позволяли в полной мере насладиться новыми возможностями за счет адаптации психоматриц к использованию новых органов. Фактически разработанные процессы модификации позволяли включить в свой организм любое более-менее интеллектуальное устройство и в дальнейшем чувствовать его своей неотъемлемой частью (что позднее позволило прийти к абсолютному симбиозу людей и их искинов-компаньонов). И те же возможности впервые позволили человеку полностью окунуться в виртуальность, почувствовав себя полноценной частью иллюзорного, но такого реального мира. Если ранее для достижения хоть сколь-нибудь похожего эффекта приходилось применять чрезвычайно неудобную аппаратуру, вживлять в нервную систему электроды, постоянно борясь с их отторжением организмом, и тщательно сопрягать сигналинг электроники и живой ткани, то теперь эффект присутствия достигался легко и просто – за счет встроенных в чоки-тела интерфейсов. Кто-то использовал интерфейсы для улучшения органов чувств, чтобы лучше познать реальный мир, а кто-то просто подключался к транслируемому синтезатором потоку искусственных ощущений.

К моменту прибытия в Солнечную систему первого транспорта с исследователями на борту практически все население станций в той или иной степени увлекалось играми в виртуальности. В равной степени пользовались успехом и однопользовательские режимы, и групповые игры. Тенденция бегства от действительности достигла опасного размаха – все больше и больше людей навсегда уходили в виртуальность, благо чоки-тела, служащие носителями разума, в минимальном режиме функционирования не нуждались ни в каком уходе: им вполне хватало энергии, черпаемой из окружающей среды аккумуляторами Бойского. Проводя годы в состоянии виртуальной дремы, люди тренировали свои навыки в самых разных типах игр – от боевок, требовавших отточенности чувств и рефлексов, до симуляторов, позволявших строить политические и финансовые империи в декорациях практически любой исторической эпохи. И если человек хотел добиться высокого статуса не только в иллюзорном мире, но и среди реальных товарищей, по результатам каждой партии для него генерировался рейтинг. Чем выше оказывался совокупный рейтинг, тем выше становился статус игрока.

С течением времени личные рейтинги в отдельных играх слились в один синтетический. Для многих величина их Рейтинга превратилась в единственный свет в окошке. Сохранившиеся в неизменности со времен биологических тел инстинкты настойчиво подталкивали людей к построению социальной иерархии, и Рейтинг оказался идеальным инструментом ее создания. Постепенно сложились и типичные роли личностей в игровых мирах – собственно Игроков, генерирующих сцену Конструкторов, Арбитров, занимавшихся беспристрастным разбором споров, и Корректоров, в чьи задачи входило исправление хода партии без ее прерывания в случае мошенничества Игроков или технических сбоев.

Спустя сотни тысяч лет историки Демиургов, исследовавшие развитие человеческой расы после Катастрофы, практически единогласно сошлись на том, что именно Игра и Рейтинг стали подпорками, не позволившими выжившим общинам коллапсировать. Парадоксально, но именно виртуальная Игра, которую за несколько столетий до того клеймили как угрозу существования человеческой расы, спасла в конечном итоге человеческую цивилизацию...

Известия от первого разведывательного транспорта нанесли общинам очередной тяжелый удар. Если до его прибытия в колыбель человечества оставалась хоть какая-то надежда, то отчеты исследователей вбили в ее гроб последний гвоздь. Солнечная система оказалась мертва. Мертва окончательно и бесповоротно. Погибли не только люди и искины – не осталось вообще никакой биологической жизни. Более того, после первых недель исследования астронавты констатировали полный распад вообще всех материалов, содержащих соединения с углерод-водородными связями, и, в частности, любой органики. Погибли пластики, изготавливаемые из нефти, и книги в музеях, в старину произведенные из древесно-целлюлозной массы. Даже хитиновые оболочки дохлых пауков и тараканов рассыпались в прах от малейшего дуновения воздуха. Полностью разрушились компьютеры и носители информации, построенные с применением водород-керамических технологий, то есть девяносто пять процентов всех интеллектуальных устройств, хранящих базы знаний, и все без исключения носители искинов. И выл над Землей тоскливый ветер, наметающий барханы стерильного песка у подножия руин когда-то гордых небоскребов...

Самой страшной казалась внезапность Катастрофы. Ничто не свидетельствовало о том, что хоть кто-то пытался защищаться от надвигающейся опасности. Повсюду – на космических станциях, внутрисистемных челноках, в домах на Земле и прочих планетах – обнаруживались следы обычной мирной жизни. В кафетериях орбиталов и в ресторанах под открытым небом на столах располагались подносы с окаменевшей едой, жилые и производственные помещения заполняли останки мертвых людей в естественных позах, и мумифицированные трупы любовников сплетались в кроватях в вечном экстазе. И везде, везде, даже в сверхзащищенных бункерах дальних исследовательских баз, наблюдалась одна и та же картина безнадежной тотальной гибели.

В течение первого месяца после поступления отчетов не менее двух тысяч человек покончили жизнь самоубийством. Точное количество установить так и не удалось – ни по горячим следам, ни в ходе ретроспективных демографических исследований. К тому моменту люди, уже поголовно сменившие биологические тела на кибернетические, были мало привязаны к станциям, где за ними могли наблюдать искусственные интеллекты систем жизнеобеспечения. Многие просто отключали телеметрию и терялись в мертвом вакууме и на поверхности недружественных планет. Подавляющее большинство не только отключало телеметрию, но и стирало свою психоматрицу. Однако с течением времени несколько десятков предположительно умерших восстановили контакт и вернулись в общество, и в то же время несколько сотен взамен них ушли в отшельничество. Подобного рода неопределенность сохранялась в течение многих лет, так что самая точная цифра прервавших свое существование, которую удалось вычислить, составила тысячу восемьсот восемьдесят два человека... плюс-минус пара десятков.

Эпидемия самоубийств нанесла общинам гораздо более тяжелый удар, чем могло бы показаться на первый взгляд. Три четверти ушедших принадлежали к первому и второму поколению обитателей внеземных станций – цвету научно-технического сообщества. Большинству из них исполнилось полторы, а самым старым и под две сотни лет – не считая времени, проведенного в анабиозе по пути на базы. Они просто устали жить, как стали говорить позже, и утрата последних, пусть даже самых смутных, надежд и иллюзий стала соломинкой, которая сломала спину верблюду. В то же время среди тех, кто принадлежал к третьему поколению, самоубийств случилось не так много. Для большинства из них Земля так и осталась далекой несбыточной сказкой, известной только по немногим записям и текстам. Глубоко ушедшие в виртуальность, они восприняли известия с изрядной долей равнодушия.

Среди тех, кто нашел в себе силы жить – точнее, существовать, как с горькой улыбкой шутили в то время – ученых первого поколения остались единицы. На внешние исследовательские станции обычно отправлялся цвет научного мира, достаточно увлеченный своими изысканиями, чтобы проигнорировать опасности межзвездных путешествий, и достаточно асоциальный, чтобы не огорчиться потерей контакта с родными и близкими. Однако их дети и внуки, не подвергавшиеся жесткому отбору, блистали способностями не более, чем аналогичные по размерам группы случайно отобранных индивидов на Земле. Среди них тоже попадались яркие личности и выдающиеся умы, но они не делали погоду в целом. Процентное соотношение "субстрата" в общей человеческой массе поднялось до отметки, пугающей даже обычно бесстрастных искинов.

Из-за потери большого количества ученых первых поколений продвижение общин по пути познания серьезно замедлилось, а в некоторых направлениях прекратилось вовсе. К счастью, лаборатория вихревых полей на "Эдельвейсе", основанная в свое время Ройко Джонсоном, почти не понесла потерь. Коллектив лаборатории, переживший смерть отца-основателя, всерьез сосредоточился на психологическом тренинге, призванном не допустить бессмысленной гибели своих членов. Ученые полагали, что дальнейшее выживание человечества зависит от них (и, как показало время, они не ошибались), так что сочли недопустимым позволять эмоциям влиять на свою работу...

Спустя пять лет после появления в Солнечной системе транспорта с "Эдельвейса" ученик Ройко Джонсона физик Харлам Пишкевич сумел создать рабочий прототип нового источника энергии. Прототип состоял из устойчивых вихревых гравимагнитных полей и являлся развитием идей, заложенных в аккумулятор Бойского, черпающего энергию прямо из окружающей среды. Усовершенствованная Харламом техника "паутинной трансляции", позволяющая извлекать энергию из огромных – в сотни кубических километров – областей прилегающего пространства, позволила прототипу генерировать энергии достаточно для поддержания вихревых полей необходимой информационной насыщенности. Более того, в течение следующего года совместными усилиями ученых лаборатории был создан интегрированный самоподдерживающийся вихревой комплекс, долгое время успешно служивший в качестве экспериментального носителя сложного виртуального мира.

К тому моменту, когда технологию довели до стадии промышленного использования, случилось еще два технологических прорыва. Первый заключался в разработке методов создания энергетических инструментов, не содержащих ни единого вещественного компонента. Вихревые поля уже несколько десятилетий применялись в качестве рабочих частей многих агрегатов, но до того они требовали обязательного наличия "твердой" контролирующей части. Открытия Харлама позволили полностью ликвидировать "твердую" часть и создать сущность, за которой вскоре прочно утвердилось название "фантом". Хотя фантомы также требовали внешних контролирующих устройств для настройки и использования, чисто энергетическая природа позволяла оперировать ими с невиданной доселе эффективностью. В качестве побочного эффекта применение фантомов позволило существенно уменьшить потребности в полезных ископаемых и практически сразу законсервировать более половины добывающих установок в астероидных поясах. Но главным оказалось другое. В сочетании с психоматрицами на энергетических носителях фантомы позволили создать полноценное энергетическое тело для поддержки разума – и естественного, и искусственного, не зависящее более от "твердых" субстанций.

Второй прорыв оказался чисто случайным. При доведении до ума фантомных технологий исследователи обнаружили туннельный эффект, позволяющий фантому скачком перемещаться между несмежными в стандартной топологии точками. После разработки полностью стабильных фантомов выяснилось, что на "туннельное перемещение" не действуют ограничения по движению материального тела в обычном пространстве. Проще говоря, скорость света перестала являться принципиальным препятствием. В силу ограничений, накладываемых фундаментальными физическими законами, точность туннельного скачка оказалась обратно пропорциональной квадратному корню из расстояния, однако проблему обошли практически мгновенно. В фантомы просто встроили навигационный компонент, позволяющий с помощью серии укорачивающихся прыжков быстро и с приемлемой точностью оказываться в окрестностях точки назначения. Затем фантом добирался до финиша уже на световой скорости в обычном пространстве. Изобретенная чуть позже техника применения якорь-маяков позволила сделать процесс перемещения в уже освоенном пространстве еще более эффективным.

Осталось сделать только один шаг. Какой смысл отдельно поддерживать существование психоматриц и отдельно – инструментов для изменения окружающей реальности, когда их можно объединить в единое целое? Тем более, когда все необходимое для существования психоматрицы окружение и без того является лишь еще одним инструментом? Потребовалось лишь разработать технику туннелирования, подходящую для человеческого разума, придумать методы прозрачной интеграции искинов и новых вихревых инструментов с телом-фантомом, а также разработать стандартные интерфейсы, позволяющие психоматрице не тратить слишком много времени на адаптацию к новым возможностям. Остальное стало лишь вопросом фантазии.

Единственным ограничением в вопросах модификации фантомного тела стал акт, позднее известный как "Закон о сохранении человечности". Функционирование разума-психоматрицы неотделимо от функционирования поддерживающего его тела. Новые физические возможности позволяли изменить фантомное тело так, что поддерживаемый им разум рисковал полностью утратить человеческие черты. Более того, увлеченные легкостью работы с вихревыми носителями, некоторые биологи открыто двигались в сторону произвольной модификации личности. Напуганные внезапно открывшимся морем возможностей, большинство ученых настояли на временном ("до осмысления последствий") запрете на модификации тел-фантомов, ведущих к утрате человеческих черт мышления. Их активно поддержали искины, опасавшиеся утраты ценных качеств творческого мышления модифицированных психоматриц. Впрочем, и те, и другие полагали, что со временем запрет устареет и отомрет сам собой. Как показала история, они ошибались.

Первым, кто создал для себя новое тело, стал, разумеется, Харлам Пишкевич. Поскольку в переносе психоматрицы с твердотельного на энергетический носитель не было никаких принципиальных затруднений, после года испытаний фантомов на стабильность Пишкевич сменил тело. Эксперимент оказался удачным, и в течение двух лет в фантомов превратились практически все заинтересованные люди и все без исключения искины.

Следствием, почти незаметным в то время, но в перспективе оказавшим решающее влияние на развитие цивилизации Демиургов, стало падение еще одной преграды. Существа, ранее называвшие себя людьми, и искусственные интеллекты наконец-то научились общаться друг с другом напрямую, без посредства громоздких интерфейсов, рассчитанных на биологические носители. Теперь интеллекты могли обмениваться данными напрямую, почти мгновенно, почти так же, как обмениваются данными разные части одного сознания. И хотя процесс притирки друг к другу растянулся на долгие столетия, главный шаг в сторону полноценного симбиоза оказался сделан.

Спустя сто двадцать пять лет после Катастрофы новорожденная раса Демиургов шагнула во Вселенную...